О выборочном восприятии истины (3 Воскресное)

Когда Господь явился Марии Магдалине, она пошла к апостолам и сказала, что видела Его воскресшим, но они не поверили. А потом Лука и Клеопа тоже сказали, что видели воскресшего Спасителя, и апостолы опять не поверили, хотя Господь неоднократно говорил, что Ему надлежит пострадать в Иерусалиме «и в третий день воскреснуть».

Человек часто не верит тому, что есть истина. Я недавно с этим в очередной раз столкнулся: позвали меня в техникум деткам рассказать, какие сейчас существуют секты и какие последствия бывают для человека, если он туда попадет. И вот один парень спрашивает: «Христос ведь тоже виноват, что Ирод четырнадцать тысяч младенцев в Вифлееме погубил?» Я говорю: «Ну чем же может быть виноват двухлетний младенец? Виновато властолюбие Ирода». А он нет, настаивает против очевидной истины. Почему? Потому что очень трудно принять Христа такого, какой Он есть. Поэтому человек стремится истину расчленить и ту часть, которая принимается его таким маленьким сердцем, к себе приспособить, а остальное отвергнуть, обычно предварительно оклеветав. Человек же не может сказать: «Я сознательно отвергаю истину». Он на это не отваживается, и, чтобы отвергнуть истину, ему надо обязательно ее представить, для себя в первую очередь, в ином свете.

Поэтому нет ничего удивительного, что апостолы, ученики Христовы, отвергали весть о воскресении Христа, пока не убедились сами. Нечто подобное происходит и с каждым человеком, ищущим Бога и Царствие Божие. Наш взгляд еще слишком узок, чтобы принять всего Христа, у нас не хватает возможности сердца и ума, чтобы охватить Его целиком, поэтому мы выбираем какую-то часть, которая ближе нашему сердцу, а остальное стараемся не замечать или даже этому противодействовать. Почему так? Человек стремится к тому, что ему приятно, а слово Божие есть меч обоюдоострый. Господь сказал: «Не мир пришел Я принести, но меч». И вот этот меч, слово Божие, которое вонзается в сердце человека, часто им отвергается или искажается, потому что навык его обычной жизни противоречит тому, что хочет созидать в его сердце Господь.

Мы родились от грешных людей, живем в грешном мире, с юности совершили множество грехов и вот, опомнившись, пытаемся пробиться к свету, но весь навык нашей жизни диктует обратное. Поэтому каждый из нас в некотором смысле живет двойной жизнью: время от времени пытается быть христианином, выныривает из житейского моря глотнуть свежего воздуха, а потом опять погружается в эти волны, где кипят всем нам знакомые, наши родные человеческие страсти. И эти страсти нам заслоняют картину мира, они нам заслоняют Евангелие, заслоняют Христа, они понуждают нас воспринимать истину в таком искаженном свете, что вот не Ирод, а Младенец Христос виноват. Да, если бы Христа не было, то Ирод бы младенцев не избил, но если бы Христа не было, то вообще никакого двадцатого века уже не было, потому что люди просто друг друга уничтожили бы. Но человеку невдомек, он не может видеть очевидного, потому что только имеющий уши слышит и только имеющий духовные очи обладает подлинно духовным, правильным взглядом на вещи.

Для многих людей, живущих на Западе, христианство начинается и кончается просто: вот мой пастырь, вот Новый Завет и вот мое христианство в той интерпретации, которая у меня возникла. Такое небольшое христианство. Слава Богу, Православная Церковь нас учит другому. Учит, что мы входим в ту реку, которая проистекает от Христа. Что христианство — это есть движение, это жизнь и мы совсем не одни, среди нас и апостолы, и все святые мужи, которые очистили свое око и сердце и из этой чистоты видели истину. И мы можем через их опыт немножко пытаться понять, что есть истина. И постепенно, приобщаясь к их истинному опыту, — не тому, который расположен в маленькой протестантской плоскости: пастор, Новый Завет и я, — обнять всю церковную жизнь двух тысячелетий, с ее историей, храмами, богослужением, с ее святыми, которые никуда не пропали, а живут и участвуют в нашей жизни, и мы к ним обращаемся так же легко и просто, как к тому, кто стоит рядом с нами в храме. И они на эти просьбы отзываются.

Но чтобы идти к истине, не увлекаясь собственными страстями, нужно достичь такого устроения, о котором авва Дорофей говорил: «Анафема мне и моему мнению». Современный человек очень любит настаивать на своей точке зрения, всех о ней оповещать, потому что это мое «я», это мне приятное, мною изобретенное или заимствованное, и я этим очень доволен. На таких бесчисленных маленьких гордостях и зиждется весь плюрализм. Каждый отстаивает свое, и в этом море точек пропадает полная картина мира, потому что все распадается на точки. Истина через это сито вытекает, и человек остается ни с чем, потому что точка — это есть ничто, нольмерное пространство, бесконечно малая величина.

Конечно, если мы будем пребывать в таком устроении, то никогда не увидим Бога и никогда Его не познаем. Мы просто приобретем мнение о Нем, более или менее верное, а Его Самого никогда не ощутим, никогда к Нему не приблизимся, потому что будем искать своего. Поэтому отказ от своей точки есть подвиг для достижения смиренномудрия, как его называли святые отцы. Сейчас это слово не рождает в уме человека никаких ассоциаций, ну есть смиренномудрые где-то там, а нас это совсем не касается. Вот это и печально, потому что, не приобретя смиренномудрия, мы никогда не достигнем того, что ищет Церковь для своих чад. Мы никогда не сможем во всей полноте ощутить, что находимся в этой благодатной реке, мы никогда не узнаем, что такое благодать Божия, не вкусим совершенной радости соединения с Богом, никогда не узнаем этого блаженства, ни в этом веке, ни в будущем, потому что в будущем веке развивается только то, что человек приобрел здесь, а если он ничего здесь не приобрел, то там нечему и развиваться.

Апостолы, до того как познали, что такое Дух Святый, были во всем подобны нам: обычные люди, с такими же заблуждениями, с такими же сомнениями, может быть, не с такими грехами, потому что человек двадцатого века в грехах так поднаторел, что эти простецы апостолы многого и не слыхивали, и на ум того не приходило, как грешит современный человек. Они были изначала тоже люди несовершенные, но достигли, по милости Божией, совершенства, значит, это возможно для каждого из нас. Но нужно этого искать.

Человек все время чего-то ищет, какого-то улучшения. К примеру, оставляет жену, с которой прожил двадцать шесть лет, и женится на молодой, потому что жена уже старая и надоела, а тут некая такая свежесть. Если человеку предлагают работу, где будет чуть-чуть поинтересней и в два раза больше зарплата, он переходит на новую. Но если там уж больно атмосфера отвратительная, может и не перейти, потому что хорошую атмосферу он ценит больше, чем достаток. И каждый выбирает по этому признаку: нравится или не нравится. Одному нравится путешествовать, тогда он выбирает географический. А другому нравятся деньги, и он идет на экономический, юридический, потому что тот, кто стремится к деньгам, разве на географический пойдет? Где ж там будут деньги, смеешься, что ли? Каждый что-то такое свое подбирает: кому покрасивей, а кому поумней, кому поскромней, а кому побогаче. Ну а потом? А потом человек умирает, и оказывается, что то хорошее, к чему он стремился, совсем для жизни вечной и не нужно, всякие эти душевности или телесности.

Для Царствия Небесного нужно только духовное. И если человек хочет действительно достичь жизни духовной, достичь Царства Небесного, общения с Богом, то он должен это искать, он это должен предпочитать, он это должен строить, он к этому должен стремиться своей душой. И естественно, он это найдет, потому что будет выбирать уже то, что просит его дух, а не то, что просит его душа или требует его тело. Вот человек стремится к духовному, а тело ему в этом препятствует, и он будет стремиться поступать не по зову своего тела, а по зову своей души. Устал, тело хочет спать, а душа устремляется к Богу, и душа понуждает тело встать на молитву, хотя и очи смежаются, и ножки подкашиваются. А если тело заставляет все-таки душу уснуть, значит, пока жизнь душевная для него важней.

Все решает только любовь человека. Вот что человек любит: любит ли порядок в доме, любит ли своих деток, любит ли свою работу, любит ли денежки или любит Бога? Господь говорит: «Кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня». А если недостоин, как ты Бога познаешь? Человек даже и в церкви ищет душевного, спокойного, комфортного, приятного, нежного, теплого, мягкого, сытного, и это естественно, как естественно кошке занять самое теплое место в доме. Ничего в этом даже и дурного нет, потому что это вполне соответствует нашему возрасту Христовому, который еще очень мал. Но стремление наше должно быть к другому, направлено против тела и против душевности. Не потому, что тело и душа — это наши враги, а потому, что вследствие грехопадения вышла такая дисгармония, что жизнь телесная и душевная в нас преобладает. И для восстановления гармонии духовной, душевной и телесной нужно делать усилия. Вот для этого и пост, когда мы угнетаем свою телесную и душевную жизнь, для этого и подвиг христианский.

Господь понуждает нас к подвигу, говорит: что «вы сделали одному из братьев Моих меньших, то сделали Мне». Оказывается, Богу можно послужить, упражняя свое сердце в милосердии через нашего ближнего. Хотя это делать нам часто и некогда, и неудобно, и неприятно, и ближний этот довольно противный. А если он нам приятен, то вроде ему не очень-то от нас и нужно и какая-то навязчивость получается. И вот как эти отношения устроить, чтобы человек от нашей ласки не был задушен полностью, чтобы дать ему возможность подышать хотя бы чуть-чуть и в то же время не отворачиваться, когда наша помощь реально нужна? Это все очень тонкие вещи, а сердце наше грубое, к чужой боли малочувствительное, больше к своей, и нужен большой труд души, чтобы понять, что все-таки Ирод побольше виноват, чем двухлетний Младенец Христос.

Есть такое понятие: «воспитание чувств». Это не сразу приходит, нужно усваивать совершенно иной опыт, нужно этого хотеть. Как каждый человек хочет чего-то в жизни достичь, так христианин должен устремляться к тому, чтобы достичь только Царства Небесного, которое есть гармония общения человека и Бога, и в зависимости от этого жизнь свою устраивать. Не довольствоваться тем, что вот существуют такие-то заповеди Божии и я их выполняю и от того, что я не ворую, не прелюбодействую, не вру по пустякам, старшим воздаю должную честь, прихожу в полный восторг от собственного такого замечательного устроения. Да, это все совсем неплохо, ну а где твой Бог, где та благодатная жизнь, которая должна быть в тебе, где реки воды живой, которые из чрева должны потечь? Где они? Если их нет, тогда молчи. Потому что если этого нет, то нет христианской жизни. Нету.

Когда ко Христу подошел юноша, который от юности сохранил все заповеди, Господь увидел: такой парень хороший, так он прекрасно воспитан — и возлюбил его. Но он не стал учеником Христовым, потому что был пристрастен к своему имению. А чтобы достичь Царства Небесного, нужно стать бесстрастным. В нашем языке это слово теперь означает толстокожий, как бегемот. А имеется в виду совершенно другое — бесстрастный в том смысле, что обычные человеческие страсти: гордость, зависть, чревоугодие, блуд, уныние, сребролюбие, еще к этому списку относятся тщеславие и гнев,— вот эти страсти не властвуют над человеком. А изжить их можно только когда вместо них придет благодать Божия. Поэтому надо трудиться над тем, чтобы не они над нами властвовали, а мы над ними. Вот в этом первая часть нашего спасения. Тогда уже не страсти будут диктовать нам свою волю, мы будем жить не исходя из этих болезней.

Болезнь диктует человеку, как и что ему есть, потому что не то съешь, сразу обострение, или как ему лечь, потому что чуть неправильно лег, уже больно, надо искать другую позу. Так и все люди повинуются своим духовным страстям. Вот гнев во мне кипит — я ору, сквернословлю, проклинаю; страсть улеглась — я молчу. Или обуяла страсть жадности, зависти, блуда, еще чего-нибудь, и человек в этом и плавает. Но страсть не обязательно выражается во всей полноте, иногда чуть-чуть, но этого достаточно, если человек идет за ней. Зачем всем бесам гнева из преисподней приступать к нам, чтобы в нас Этна клокотала? Достаточно чуть-чуть раздраженьица, но, если мы следуем за ним, если наша жизнь уже начинает строиться из этого маленького раздраженьица, этого вполне достаточно для того, чтобы благодать Божия к нашему сердцу не приблизилась, и человек уже в погибели. Чтобы убить человека, совершенно не обязательно взрывать термоядерную бомбу, достаточно маленькой пульки из мелкокалиберного ружья.

Поэтому мы никак не можем себе доверять, мы должны очень трезво воспринимать свое бытие. Мы должны быть очень скромны, очень смиренны, стараться быть как можно менее учительны и нахальны, потому что с точки зрения евангельской правды мы пока еще никто и ничто. И если мы это ощутим, мы узнаем то, что узнал и апостол Павел: что сила-то Божия, она совершается в немощи, что, когда человек немощь свою сознает, когда он сознает, что он нищий духом, тогда благодать Божия может к нему прийти. А если человек чем-то богатится, то «трудно богатому войти в Царство Небесное», не видать его как своих ушей. Да, чего-то можешь в жизни достичь, академиком станешь, лауреатом Нобелевской пенсии, на гранитной доске выбьют твое имя. Ничего в этом плохого нет, но все-таки Царство Небесное — это поважнее. И раз мы в церкви собираемся, мы должны каждый день тратить прежде всего на то, чтобы его искать.

Как его искать? Это всегда выбор неудобного пути, потому что путь в Царство Небесное очень неудобен. Как хорошо на Западе, как там все удобно: и лавочка, и перед ней пюпитр, а там еще полочка, а на полочке Священное Писание лежит и молитвенник, и на ножки как удобно встать, потому что подставочка, да еще под нужным углом. Молись не хочу, а вот получается, что никто особенно и не хочет, так, дедушки, бабушки еще в храмы ходят, а молодых и сильных что-то не видно. Казалось бы, удобно же, а оказывается, вот это удобство-то, вот эта приятность, эта красота, этот сервис совершенно не способствуют. Вроде бы сделано все по-человечески, чтобы входить в дверь прямо, а не так, как в русском универмаге, а оказывается, все наоборот.

Был такой случай очень давно, полторы тысячи лет назад. Один монах сидел в своей келье и молился Богу. Потом пришло время, и он собрался за водой, а источник был довольно далеко. Принес он воду, поставил кувшин и думает: «Зачем я каждый день трачу столько времени, может быть, мне келью перенести поближе к источнику, тогда я больше времени могу отдать богомыслию». Вот снова кончилась вода, он пошел на источник с пустым кувшином и слышит сзади: «Один, два, три, четыре», оборачивается — стоит Ангел. «А я,— говорит,— считаю, сколько ты шагов прошел до Царствия Небесного». И он взял и отнес свою келью еще на одно поприще от источника. Богу-то, оказывается, нужно не только его богомыслие, но и это его водоношение тоже, оказывается, Богу нужно. Потому что всякое удобство, к сожалению, нас расслабляет, а мы должны бодриться. Господь не раз говорил Своим ученикам об этой бодрости. Поэтому будем стремиться именно к этому трудному пути, который не всегда удобен с нашей житейской, душевной точки зрения. Помоги нам, Господи. Аминь.

23 ноября 1996 года, вечер