Проповедь в неделю Антипасхи

Христос Воскресе!

«Нас ради во ад сшедшаго и с Собою вся воскресившаго» — этими словами Церковь выражает свою надежду. На деле, конечно, не всех Господь воскресил.

Воскресение Христово изображается на иконах, канонически правильно написанных, как сошествие во ад. Совершенно, казалось бы, две противоположные вещи. Но на самом деле это именно так и есть. Господь пришел на землю, которую изначала сотворил «добро зело»: и человека сотворил хорошим, добрым, способным ко всякому творчеству, и всякую красоту земную — зверей, птиц, насекомых. Но человек, отпадший от Бога, превратил землю в ад, в котором мы все и живем, кипим в этом котле.

Поэтому обычно ад людей особо не пугает, это вещь для них привычная. А Господь пришел для того, чтобы нас из этого ада вырвать. Он для этого Сам сошел во ад, сначала земной, а потом и преисподний, где вовсе не было Божественного света; и кто захотел, того Господь вывел. И сейчас, и всегда каждый человек, если захочет, может выйти из своего адского состояния. Вот это Церковь и торжествует: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав». Мы все живем как в гробах, а Господь хочет нас оттуда вывести, если мы сами этого захотим, потому что мы существа свободные.

Почему, несмотря на всю привычность того ада, в котором мы живем, мы эту жизнь воспринимаем как тяжелую, трудную и каждый в свою меру пытается как-то уклониться от горя? Да потому, что мы призваны к жизни небесной и у каждого из нас внутри есть потребность в небесном, есть желание небесного, можно сказать, даже мечтание о нем. Это наше свойство как существ, созданных Богом. И выход из ада начинается с веры. Вот сегодня мы вступаем в день памяти святого апостола Фомы, которого в народе называют Фомой неверующим: он сказал, что не поверит в воскресение Христа, пока не увидит Его воскресшим и не увидит язвы от гвоздей на Его руках. Вот так на слово он поверить не соглашался, и Господь дал ему возможность самому убедиться, показал ему раны и даже предложил вложить в них пальцы. Фома, конечно, отказался, ему уже этого не требовалось, он уже убедился.

Оказывается, слов недостаточно. Бессмысленно убеждать человека, жизнь и интересы которого лежат в другой области, что Христос — Сын Божий, что Он жил на земле, умер за наши грехи и воскрес. После исследования плащаницы воскресение Христово уже научный факт, совершенно неопровержимый. Наука ничего не может предложить, кроме того, что да, из этой плащаницы человек вышел, не раскрыв ее. Он смог пройти прямо сквозь пелены, оставив на них отпечаток. Как мог возникнуть отпечаток — неизвестно: засвечен, как на пленке от света. Чтобы простая ткань стала фотопластинкой, нужно огромное излучение, энергия и природа которого тоже неизвестны. Но факт остается фактом: плащаницу не разворачивали, а тела в ней нет. Куда оно делось? Прошло сквозь нее и воскресло. Хочешь — признай, хочешь — упрись, как бык, и отрицай — но это научный факт, как факт гравитации. Вот яблоко падает на землю — а кто на свете скажет, что это за гравитация, какова ее природа? Почему две массы имеют взаимное притяжение? На это нет ответа, а люди живут и пользуются. Это ничему не мешает. Человек движется, а что такое химизм мышцы, он может и не представлять. Он может не знать, как пища в желудке расщепляется, и при этом есть ананасы и другие вкусные вещи.

Вера — это не просто доверие какому-то научному факту, это совсем другое. И вот этого, другого, чтобы выйти из ада, нам и не хватает. Господь очень хочет, чтобы, возвращаясь к Нему, мы оказали Ему доверие. Потому что отпали мы от Бога недоверием к Нему. Адаму и Еве было сказано: все ваше, а этого не трогайте. Но они не поверили Богу, поверили дьяволу. Дьявол говорит: ерунда, бери все подряд, Бог неправ, Он не хочет, чтобы и вы были «как боги, знающие добро и зло». Ну что же, человек поверил, и вот мы все уже не одно тысячелетие мучаемся. Так же и здесь. Пришел Господь, пришло к нам Слово Божие. Какова милость Бога к человеку! Ведь это слово могло быть просто написано на небе. Что для Бога на небесах написать, хоть по-гречески, хоть по-арамейски: «Блаженны нищие духом» или «Любите врагов ваших». Вот прочел и спасайся. Почему Господь так не сделал? Потому что у очень многих людей их способность к восприятию выражается формулой «Хоть кол на голове теши». Человек не понимает, не слышит, ему хоть говори, хоть нет. Мы часто раздражаемся: сколько можно тебе говорить? Да хоть тысячу раз скажи — человек не воспринимает. Поэтому Господь воплотился Сам: если не хочешь слышать, хотя бы посмотри; лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать — наглядно, и потрогать можно. Поэтому Господь и не обиделся на Фому. Ты хотел потрогать? На, потрогай, вот он Я, воскресший. Я не дух, вот отсюда у Меня кровь текла, вот здесь Меня копьем пронзили, на, посмотри. Посмотрел — убедился.

Но надо ли нам с вами убеждаться в том, что Христос воскрес? Для нас это очевидная истина. Почему же мы до сих пор не святы, а живем в грехе? Почему в нас нет страха Божия, нет достаточной любви к Богу? Почему заповеди Божии для нас такой дымкой подернуты и время от времени мы в охотку пытаемся что-то исполнять, но тут же бросаем и опять живем своей грешной жизнью? Потому что у нас нет веры Слову Божию, мы не доверяем Богу, не чувствуем того, что если хотим выйти из этого ада, в котором живем, то должны следовать Его заповедям, и они нас выведут. Если мы будем так жить, как Господь учил апостолов, то из нашей вот этой проклятой жизни вполне можем выйти на свет Божий, мы будем жить жизнью другой, той, которую мы не знаем и даже знать пока не можем, потому что у нас нет такого опыта.

Вот у испанцев нет звука «в»: ты ему говоришь «вава», а он слышит «баба». Он этот звук даже воспринять не может, потому что в языке его нет; ты произносишь один звук, а он слышит другой. Или человеку, у которого слуха нет, кажется, что он прекрасно поет, и он поет так громко, что вообще любой хор зарубит насмерть. И попробуй ему скажи: тебе бегемот на ухо наступил. Не верит: ну нет, не может быть, как же так? Ну, в этом еще можно убедить: записать на магнитофон и дать ему послушать, чтобы уши у него в стручки заворачивались. Только так он убедится, а на слово не поверит, потому что для этого нужен авторитет. А дух нашего времени — это потеря всякого авторитета: все подвергается сомнению, истины вообще нет, есть только точки зрения; одна точка зрения, другая — и все они совершенно равноценны, хотя и противоположны. Все размывается.

А почему этот плюрализм стал главной доктриной? От гордости. Человек не способен признать свою неправоту: это уж извините, кто-то еще может быть прав дополнительно к моей правде, но то, что я не прав, это уж дудки, совершенно невозможная вещь. Отчего это? Только от гордости. А если человек обладаем гордостью, он уже слово Божие воспринять не может, потому что восприятие слова Божия — это благодатное таинство. Ты человеку можешь говорить, убеждать. Пока ты для него представляешь хоть какой-то авторитет, ты еще можешь сказать: запрещаю; либо ты подчиняешься, либо мы рвем с тобой всяческие отношения. Если хоть какая-то ценность в этих отношениях для него есть, он согласится: ну ладно, как бы мало мне этого ни хотелось, но, раз запрещают, я все-таки подчинюсь. Существует разный авторитет: родительский, авторитет духовника, начальника на работе, авторитет физической силы. Один батюшка рассказывал, как пришел к нему гражданин и говорит: «Дайте денег». Он говорит: «А с чего тебе давать?» — «Если не дадите, я сейчас пойду на улицу, и первый прохожий мне даст». А у него такое личико, у этого человека, что можно быть на сто процентов уверенным: отдадут все, не только денежки, но и верхнюю одежду, и ботиночки и босиком пойдут. И батюшка решил ему денег дать; потом из этого даже хорошее дело вышло. Вот авторитет силы: человек так убедительно сказал, что дали без всяких лишних разговоров.

Но для христианина авторитетом должен быть Бог. И вера — это когда Бог становится руководителем всей жизни человека, когда всякое слово Божие авторитетно. В XIX веке, когда люди обезумели от развития науки, у них сложилось такое прелестное мнение (в XX веке, слава Богу, уже рассеялось), что наука может объяснить все. И один такой ученый спрашивает у митрополита Филарета, святителя Московского: «Ну как же кит, у которого узкое горло, мог проглотить Иону?» Тогда они еще не знали, что кашалот способен проглотить человека. Филарет на это сказал: «Если бы в Священном Писании было написано, что Иона проглотил кита, и в это следовало бы верить беспрекословно». Вот что значит авторитет Священного Писания. Да, с точки зрения науки это глупость: как Иона может проглотить кита? Но митрополит Филарет очень мудро показал свое смирение перед словом Божиим: если я чего-то не понимаю, если в сегодняшнюю мою схему что-то не вмещается, это не значит, что я, как Лев Толстой, должен писать новое Евангелие. Если у меня вместо семи пядей во лбу шесть и я не в состоянии чего-то уяснить, я должен смириться. Да, я больной, глупый человек, я понимаю вот столько и буду этим довольствоваться, а перед остальным смирюсь. Пусть человеку и восемьдесят лет, но он может что-то не понимать, как ребенок. Многое мы и до конца жизни не сумеем уяснить, ничего страшного. Все-таки это Священное Писание, а не просто маленький человек, который роман «Воскресение» написал.

И вот если есть смирение, тогда человек откладывает свое сомнение и верит Богу, верит, что, раз Господь сказал: «Не заботьтесь, что вам есть и что пить», надо не заботиться. Кто из нас, используя все свои заботы, может увеличить себе рост, или прибавить волос на голове, или скинуть десять-пятнадцать лет своего возраста? Это невозможно. А человек думает, что вот сейчас стоит поднапрячься, и у него все получится. Это смешно. Поэтому нужно нам учиться вверять себя в послушание Божие. И та степень, в которую мы можем это сделать, и есть наша вера, в противном случае вера наша будет мертва. Если мы просто исполняем нечто, что положено, это, безусловно, имеет цену, но незначительную. Господь сказал: «Когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы, ничего не стоящие». Вот во что Господь вменил все наши потуги.

Поэтому нам нужно постараться следовать слову Божию. А жизнь наша так устроена, по милости Божией, что каждый день есть возможность поупражняться в исполнении заповеди. Господь нам предлагает сделать то одно, то другое — и, если мы будем отвергать это, мы будем отвергать самого Бога: Ты, Боже, Сам по себе, мы сами, у нас своя жизнь: вот мое дело, вот моя семья, вот мои мечты, вот то, что я приберег на черный день, — из этого состоит моя жизнь. Ну и какие-то духовные удовольствия: на всенощную сходить, с батюшкой поговорить, успокоиться, помолиться — опять же чтобы жизнь была более благополучная. Я то за сына страдаю, то за внука, то сам страдаю. Конечно, Бог тут нужен: как же, я страдаю, мне нужно утешение, значит, Ты мне, Господи, дай. А я? А я нет, я выборочно: вот на всенощную мне нравится ходить, значит, я приду; правило к причастию мне не нравится читать, значит, не буду причащаться; слово Божие я уже читал, и мне больше читать неохота. Если нужно сделать что-то, что мне не нравится, я делать не буду, а то, что мне нравится, пусть это и плохо, я все равно делать буду.

Бог живет какой-то Своей, отдельной Божественной жизнью, а мы предпочитаем для себя тот ад, к которому привыкли. Вот Адам — он предпочел ад, и его из рая выгнали, не в наказание, просто он не смог там больше пребывать. А для нас рай уже открыт, Царство Небесное открыто, Христос воскрес. Не хотим этого знать — не надо. Можно и так прожить, и замечательно, в аду гораздо больше места, чем в Царствии Небесном, в которое еще и узкие врата. Царствие Небесное вообще не для всех. «Много званых, но мало избранных», входит только тот, кто хочет. А это желание нужно доказать не мне, я такой же грешный человек, ничуть не лучше других, а хуже большинства. Самому Господу Богу надо доказать, Его надо в этом убедить. И тут все наше лукавство бессмысленно, все наши человеческие извивы никаким образом не достигают цели, мы только еще больше удаляемся от Бога. Господь хочет, чтобы мы шли к Нему с открытым сердцем. Поэтому если мы не достигнем вечной жизни, то в этом будет виноват уж никак не Бог и вообще никто на земле, никакие обстоятельства, а только мы сами, потому что мы предпочли свою родную адскую действительность, мы к ней оказались более склонны.

Поэтому постараемся — я это говорю только для тех, кто действительно хочет, — все время об этом думать. Нужно, чтобы наше сердце все время было этим занято; нужно этого хотеть. Блаженный Августин сказал: «Люби Бога и делай что хочешь». Если Бога любишь, ты будешь делать только то, что Богу угодно: «Если любите Меня, заповеди Мои соблюдете». Иначе соблюсти их невозможно. Если мы Его, распятого и воскресшего, возлюбим, если Он для нас не просто исторический персонаж давно минувших дней, если Он действительно с нами «до скончания века», если Он действительно для нас авторитет и мы готовы смириться перед Ним, перед этим Словом, тогда мы достигнем Царствия Небесного.

Помоги нам, Господи. Аминь.

3 мая 1997 года, вечер