В день памяти свт. Николая

Svt Nikolay Завтра мы совершаем память святителя Николая, величайшего из святых, наравне с апостолами почитаемого Церковью. Каждый четверг седмицы посвящается памяти этого замечательного угодника Божия, который был человеком простым, не богословом, не ученым мужем, но прославился своей участливой любовью к ближнему и готовностью всегда помочь. То есть он сумел усвоить из христианства самое главное, то, чего нам всем не хватает и чему надо нам всем у него учиться.

Господь собрал нас с одной-единственной целью, чтобы научить любить друг друга. «Сия есть заповедь Моя: да любите друг друга». У нас любви друг к другу нет, а есть только одна любовь к себе. Возникает иногда и что-то отдаленно напоминающее любовь к другому, но очень выборочно, только кое к кому и то лишь частями: какую-то часть мы в своем друге любим, какую-то часть нет. Почему так? Да потому что те чувства, которые время от времени возникают у нас друг к другу, к любви никакого отношения не имеют, на самом деле это себялюбие.

Чего мы все время ждем от людей? Только одного: чтобы они делали то, что нам хочется. А другие чего ждут от нас? Чтобы мы делали то, что хочется им. И от этого происходят распри, недоумения, всякое зло. Все люди несовершенны, но, даже если бы все были совершенны, все равно каждый не мог бы делать то, что хочется другому. Поэтому единственный универсальный принцип, следуя которому можно жить,— это учиться любви, то есть учиться покрывать любовью то, чего не хватает в другом, оказывать человеку всяческое снисхождение, участие. И конечно, учиться смирению, потому что без смирения, без кротости любовь невозможна.

Святитель Николай был правилом веры и образом кротости для всех. И если всмотреться в его житие, чтобы увидеть, как он этого смог достичь, что он для этого предпринимал, тогда мы тоже для себя можем извлечь какую-то пользу. Каждый из нас постоянно встречается с ситуацией, где необходимо проявить кротость, необходимо проявить терпение, необходимо проявить мужество, необходимо проявить снисхождение к немощи другого, необходимо проявить любовь, необходимо кого-то поддержать, что-то сделать за кого-то. И очень важно учиться это делать без раздражения, с радостью. Почему мы все так унылы, почему так безрадостны? Один философ кинул в лицо христианам самое страшное обвинение, которое только может быть: он сказал, что в христианстве нет радости. Действительно, в девятнадцатом веке в Германии, где он жил, он не видел подлинной христианской радости: скучно, безрадостно, глухо, серо, мертво. Почему? Потому что каждый ищет своего.

На самом деле христианство есть радость о Святом Духе — а каждый человек ищет земной радости: один все время смотрит телевизор, другой наркотиками колется, третий любит покушать, то есть каждый ищет себе, как теперь говорят, какой-то «кайф», каждый хочет наслаждаться, каждый хочет получить удовольствие. Но удовольствие нельзя надолго растянуть. Даже если пить прекрасное вино, потом заболит и голова, и желудок. Любое удовольствие — это миг, а блаженство — это вечность. Но мы все пытаемся как-то устроить по-своему, все хотим удовольствия достичь, чтобы все было по-нашему, чтобы устроить так, как я хочу, как я считаю нужным, как мне по вкусу, мне по нраву.

Представим себе, что Господь попустил бы быть всему тому, что нам хочется. И что? Мы бы погибли без возврата. Как маленький ребенок, если ему позволить делать все, что он хочет, то он и стекло съест, он и с балкона рухнет с девятого этажа. Ни одна нормальная мать, ни один нормальный отец не может позволить ребенку делать все, что он хочет, потому что он неразумен. И мы такие же неразумные. Поэтому позволь нам делать все, что хочется,— и мы погибнем. А наш Отец Небесный не хочет этой погибели. Он хочет, чтобы мы вышли на свет Божий. Он хочет нас воспитать, как всякий отец. Поэтому Он не дает нам и никогда не даст, чтобы в этой жизни получилось то, что мы хотим, потому что нам это вредно. Потому что мы гордые, противные, себялюбивые, нахальные, настырные, ищущие своего, желающие только удовольствий и наслаждений. Мы очень капризны, и мы все хотим ножкой топать, забывая, перед Кем стоим и перед Кем живем. Поэтому Господь нас всегда воспитывает: вот ты хочешь так, а так не будет. Человек предполагает, а Бог располагает!

Кто постарше, тот уже заметил, что всегда так и происходит, и поэтому как-то смиряется. А некоторые все продолжают упорствовать: лезут против рожна, мучаются, страдают, но не отступают. Рожон вонзается в грудь все сильнее и сильнее — нет, все равно человек прет. Спрашивается: зачем, какой в этом смысл? Покорись Богу, смирись. Великое благо быть всем довольным, а у нас постоянное недовольство, постоянно удрученный вид, постоянная готовность плакать, но только не о грехах, упаси Бог. Мы, конечно, великие грешники, но плакать о грехах — нет. Мы плачем только от обиды, нам все не нравится, нам все не так, все вокруг плохие, мы все хотим утешения, но не хотим утешать, не хотим любить, не хотим терпеть. Мы все хотим, чтобы другие подчинились. Мы все хотим воссесть один по правую сторону, а другой по левую. Мы все хотим быть первенькими, мы все хотим быть главненькими, мы хотим, чтобы все было по-нашему. И из-за этого наши страдания. И мы будем страдать всегда, потому что строптивым посылаются пути стропотные. Чем больше ты лезешь на рожон, тем будет тебе в жизни больнее.

То жена пытается властвовать над мужем до тех пор, пока он не бросит ее, скажет: ну невозможно больше, задушила. То дети пытаются властвовать над родителями, все хотят, чтобы поих было, пока ремня не вкатят как следует за такое поведение. Казалось бы, послушайся, сделай то, что тебя просят. Ведь тебя все равно заставят: тебя выпорют, поставят в угол, и ты все равно сделаешь то, что нужно. Нет, он будет фордыбачить, упрямиться, пока не получит. Не лучше ли сделать сразу? И скандала не будет, и все будет мирно и благополучно, и все будут рады, какое послушное дитя.

Но то, что мы требуем послушания от детей, это же безумно, потому что мы сами этого ни в коем случае не можем выполнять. Не можем выполнить простую, элементарную команду, не можем выполнить простую, элементарную просьбу, нам все надо переиначить, все по-своему. Мы даже услышать просто русскую речь, просто вникнуть в то, что говорится, не можем — у нас тут же все по-своему, у нас тут же собственный план, мы хотим, чтобы было по-нашему. Но это же слепота, это безумие, это погибель! Поэтому жизнь наша так и тяжела. Поэтому Дух Святый не может в нас войти, Он не может, Он не в состоянии преодолеть нашу гордость. Потому что Дух Святый — это Дух мирности, Дух кротости, Дух любви, тишины, милосердия, это как прохладный ветерок. А мы все на своем, упорно, все хотим жизнь взять за горло. Мы хотим Бога заставить на нас работать. Мы не хотим потерпеть. Крест? Упаси Бог. До каких пор, да сколько можно терпеть?! Вот как мы стенаем.

Только со всех сторон и слышишь: все кругом дрянь, и это плохо, и то плохо, и всё кругом плохо. А чего ты в своей жизни такого уж особенно хорошего заслужил, что ты сделал? Если апостолу Павлу голову отрубили, если апостола Петра вверх ногами распяли, если апостола Иоанна бросали в кипящий котел, то тебе что, полагается другое что-то? Тогда надо служить какому-то другому богу. Мы всё както не понимаем, что мы в эту жизнь приехали не на курорт, а чтобы путем страданий очиститься для Царствия Небесного. А какие у нас страдания? Живем как сыр в масле, не сеем, не жнем, не обмолачиваем и хлеб не печем. Только потребляем, только едим, и живем в тепле, и даже одежду себе мало кто шьет. На всем готовом, чужие тети и дяди все приготовляют. Мы, говорят, работаем. Это работа, что ли? Ну-ка попробуй хлебушек посади, тогда узнаешь, что такое работа. А если его еще градом побьет, тогда что будешь делать?

Нет, мы только жалуемся: я не могу, я устал, мне тяжело. Одни сплошные стоны. А ведь мы совсем не заслуживаем даже той жизни, которой живем. Что мы привнесли в эту жизнь? И вот вместо того, чтобы день и ночь, стоя на коленях, обливаясь слезами умиления, благодарить Бога за то, что мы, такие немощные, такие слабые, такие нищие, мы все-таки собраны Богом, чтобы учиться любви; что Он нас и кормит, и греет, и о всем промышляет, и заботится, и дает нам малую толику потерпеть, мы вместо благодарности только ропщем. Мы даже от самых близких наших, от родных не можем ничего потерпеть, всё хотим их перегнуть, их заставить, их перевоспитать. Но это же бесполезно. Если уж ты сам с собой не можешь ничего сделать, то что ты можешь сделать с другим? Подавно ничего.

Поэтому если мы хотим постичь подлинную христианскую жизнь, нам надо постараться жизнь свою менять к лучшему, стараться учиться. Благо, что у нас есть образы кротости, и смирения, и милосердия, и любви. Иначе фальшивы наши праздники и безумны наши величания самих себя. Потому что это все пустые слова, если они никак в нашей жизни не отражаются, если мы опять будем ходить с постными физиономиями, не понимая, что сама жизнь, которую нам Господь дал,— это величайшее благо; если мы не научимся терпеть, не научимся смиряться, не научимся Бога благодарить, тогда вся наша жизнь фальшива, тогда это все никакого отношения к Евангелию не имеет и наше собрание тогда — это совсем не Церковь. Потому что мало веровать в Бога, надо веровать Его слову, надо Его искать, надо к Нему взывать. Поэтому апостол нам и сказал: «Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите».

Бог не хочет, чтобы мы жили так, как мы хотим; так, к чему в течение нашей развращенной жизни мы в итоге пришли; так, чтобы всю жизнь переиначить по-своему. Это безумная затея, никто не переиначит. Столько бы люди ни хотели устроить Царствие Божие на земле, ничего из этого не выйдет, эта Вавилонская башня рухнет, как рухнули все предыдущие. Поэтому путь только один — путь кротости, милосердия. Господь говорит: Я посылаю вас не как волков среди овец, а как агнцев среди волков. А вот этой агнечности-то и не очень видно: все кругом только зубы скалят, каждый готов впиться в плечо другому. Что-то совсем не видно любви, совсем не видно милосердия. Так, умилиться: ах, ох! Но больше, чем на десять минут, и не хватает. Сразу злоба, раздражение, негодование, обиды, трясущиеся губы и так далее — всё как всегда. А где ж твое христианство? Получается, наше христианство — это мыльный пузырь: надули, и лопнул?

Поэтому, дорогие братья и сестры, хотя бы в такой замечательный праздник святителя Николая давайте его порадуем, ну если не весь день, то хотя бы до обеда будем вести себя как христиане. Вот эту жертву надо Богу приносить. Не Бога в жертву себе, как мы распинаем Христа ради собственных похотей, а себя — в жертву Богу со всеми своими похотями, со всеми своими желаниями, со всей своей гордостью, со всем тщеславием, со всеми своими обидами, со всей своей мерзостью. Вот это надо принести в жертву. И когда, по милости Божией, это совершится, тогда мы узнаем, что такое Святый Дух, тогда узнаем, что такое Пятидесятница, тогда узнаем, что такое христианство подлинное, тогда узнаем, что такое жизнь во Христе.

Хочется нам этого? Если хочется, надо для этого трудиться. Не хочется — жизнь пойдет прахом, мы так ничего и не поймем. Доживем до седых волос в грехах и в грехах и сгнием, а Царствия Божия не увидим как своих ушей. Спрашивается: что мучился тогда, в церковь ходил? Сидел бы дома, телевизор бы смотрел, как прочие человецы. По крайней мере этот самый пресловутый кайф бы получил. А так что? Только ноги оттаптываем. Какой в этом смысл? Поэтому надо все время себе напоминать: христианин я, в конце концов, или я какая-то слизь размазанная, творог прокисший? Что-то я могу подлинное? Ничего не могу? Господи, укрепи, помоги! Вот так будем взывать к Богу, и Господь нам поможет. Аминь.

21 мая 1992 года